|
||||
Напуганные медведь и волкиили-были на одном дворе козел да баран; жили промеж себя дружно: сена клок – и тот пополам, а коли вилы в бок – так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник, за каждый час на промысле, и где плохо лежит – тут у него и брюхо болит. – Кот-коток, серенький лобок! О чем ты, ходя, плачешь, на трех ногах скачешь? – Как мне не плакать? Била меня старая баба, била, била, уши выдирала, ноги поломала да еще удавку припасала. – А за какую вину такая тебе погибель? – Эх, за то погибель была, что себя не опознал да сметанку слизал. И опять заплакал кот-мурлыко. – Кот-коток, серый лобок! О чем же ты еще плачешь? – Как не плакать? Баба меня била да приговаривала: «Ко мне придет зять, где будет сметаны взять? За неволю придется колоть козла да барана!» Заревели козел и баран: – Ах ты серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем! Тут мурлыко вину свою приносил и прощенья просил. Они простили его и стали втроем думу думать: как быть и что делать? – А что, середний брат баранко,– спросил мурлыко,– крепок ли у тебя лоб: попробуй-ка о ворота. Баран с разбегу стукнулся о ворота лбом: покачнулись ворота, да не отворились. Поднялся старший брат, мрасище-козлище, разбежался, ударился – и ворота отворились. Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется, бегут козел да баран, а за ними скачет на трех ногах кот, серый лоб. Устал он и возмолился названым братьям: – Ни то старший брат, ни то средний брат! Не оставьте меньшого братишку на съедение зверям. Взял козел, посадил его на себя, и понеслись они опять по горам, по долам, по сыпучим пескам. Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах сил хватило. Вот пришло крутое крутите, станово становище; под тем крутищем скошенное поле, на том поле стоги что города стоят. Остановились козел, баран и кот отдыхать; а ночь была осенняя, холодная.
«Где огня добыть?» – думают козел да баран. А мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с баранком стукнуться лбами. Стукнулись козел с бараном, да таково крепко, что искры из глаз посыпались; берестечко так и зарыдало. – Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся, – да за словом и затопил стог сена. Не успели они путем обогреться, глядь – жалует незваный гость мужик-серячок Михайло Иванович. – Пустите, – говорит, – обогреться да отдохнуть: что-то неможется. – Добро жаловать, мужик-серячок муравейничек! Откуда, брат, идешь? – Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к лисе лечиться. Стали вчетвером темну ночь делить: медведь под стогом, мурлыко на стогу, а козел с бараном у теплины. Идут семь волков серых, восьмой белый – и прямо к стогу. – Фу-фу, – говорит белый волк, – нерусским духом пахнет. Какой-такой народ здесь? Давайте силу пытать! Заблеяли козел и баран со страстей, а мурлышко такую речь повел: – Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшего; он, помилуй бог, сердит! – как расходится, никому несдобровать. Аль не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу сымает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть с твоим меньшим братишком, что под стогом-то лежит. Волки на том козлу кланялись, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он крепился, крепился, да как хватит на каждую лапу по волку; запели они Лазаря, выбрались кое-как, да, поджав хвосты, – подавай бог ноги! А козел да баран тем времечком подхватили мурлыку и побежали в лес и опять наткнулись на серых волков. Кот вскарабкался на самую макушку ели, козел с бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли. Волки стоят под елью, зубы оскалили и воют, глядя на козла и барана. Видит кот, серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать: Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, мур, двеча двух волков съел, и с косточками, так еще сытехонек; ты, большой братим, за медведями ходил, да не изловил, бери себе мою долю! Только сказал он эти речи, как козел сорвался и упал прямо рогами волка. А мурлыко знай свое кричит: – Держи его, лови его! Тут на волков такой страх нашел, что со всех ног припустили бежать без оглядки. Так и ушли. |
||||
|